— Труд во имя любви, — заявил Томс, — самый достойный труд на свете, ибо в награду ты пожнешь богатый урожай чувств.

— Должен заметить, что сравнение ваше не слишком удачно, мистер Томс. Кстати, а к чему столько разговоров на эту тему?

— Потому, что любовь — единственное, ради чего стоит жить, — убежденно проговорил Томс. — И если для этого требуется всего-навсего изучить специальный язык, то это не так уж много. Скажите, а далеко ли до Тианы-2?

— Порядочно, — ответил профессор, еле заметно улыбнувшись. — К тому же путешествие может оказаться напрасным. Ведь тианцы все до одного вымерли.

— Вымерли? Но отчего? Эпидемия или вторжение инопланетян?

— Это все еще одна из загадок Вселенной, — нехотя ответил профессор.

— И что же, язык безвозвратно утерян?

— Не совсем так. Двадцать лет назад один землянин по имени Джордж Вэррис отправился на Тиану и научился Языку Любви у последних, оставшихся в живых тианцев. Вэррис написал отчет о своей поездке. Правда, мне и в голову никогда не приходило его почитать.

Томс отыскал имя Вэрриса в справочнике Знаменитых Межпланетных Исследователей. Он считался первооткрывателем Тианы. В его послужном списке числились и другие планеты, но он сохранил верность Тиане, вернувшись на нее после смерти ее обитателей и решив посвятить себя всестороннему изучению их культуры.

Получив информацию, Томс начал долго и напряженно думать. Путешествие на Тиану было не из легких — оно отнимало массу времени и средств. К тому же была вероятность, что он не застанет Вэрриса в живых или тот не захочет передать ему свой опыт. Все это напоминало игру в лотерею.

— Стоит ли любовь таких жертв? — спросил себя Томс и ответил утвердительно.

Итак, продав суперсистему, устройство памяти, учебники по философии и несколько акций, оставшихся в наследство от деда, он купил билет до Крантиса-4 — ближайшей к Тиане планеты, до которой летали рейсовые межпланетные корабли. Собравшись в дорогу, он отправился попрощаться с Дорис.

— Когда я вернусь, — сказал он, — я смогу сказать тебе, как я, я имею в виду точную степень, в общем, Дорис, когда я выучу язык и приемы тианцев, я буду любить тебя так, как не любили еще ни одну женщину в мире.

— Ты в самом деле хотел это сказать? — спросила она, и глаза ее засияли.

— Не совсем. Ведь слово «люблю» не может выразить то, что я чувствую. Но чувствую я что-то очень близкое к любви.

— Я буду ждать тебя, Джефф, — пообещала она. — Только, пожалуйста, возвращайся скорее.

Джефферсон Томс кивнул, смахнул слезу, обнял Дорис и, не сказав более ни слова, поспешил на космодром.

Через час он уже летел на корабле.

Четыре месяца спустя, преодолев множество препятствий, Томс ступил на Тиану. Космодром находился на окраине города. Юноша медленно брел по широкой, пустынной автостраде. По обеим сторонам ее высились небоскребы, верхние этажи которых терялись в заоблачных высях. Зайдя в одно из зданий, Томс увидел массу каких-то сложных приборов и сверкающие пульты управления. С помощью тиано-английского словаря он разобрал надпись над фронтоном: Консультативная Служба по Проблемам Любви Четвертой Категории Сложности.

Все дома внутри походили один на другой; они были заставлены оборудованием, вокруг которого валялись обрывки перфолент. Томс миновал Институт Изучения Запоздалых Нежностей, удивленно разглядывал двухсотэтажное здание Обители для Эмоционально Глухих и им подобные заведения. Постепенно до него начал доходить смысл происходящего.

Это был целый город, отданный изучению проблем любви.

Размышления Томса были внезапно прерваны. Он остановился перед входом в гигантское здание, чья вывеска гласила: Служба Помощи по Общим Вопросам Любви. Навстречу ему из мраморного вестибюля вышел старик.

— Кто ты? — неприветливо спросил он.

— Я Джефферсон Томс, землянин. Я прилетел сюда, чтобы изучить Язык Любви, мистер Вэррис.

Лохматые белые брови старика удивленно приподнялись. Это был тщедушный, сгорбленный, морщинистый человечек с согнутыми подагрой трясущимися коленями. Только глаза его были на удивление молоды и блестящи и буравили юношу насквозь.

— Полагаете, что, изучив язык, вы снискаете большую популярность у женщин? — спросил Вэррис. — Пустые надежды. Знание, конечно, дает определенные преимущества. Но, к сожалению, обладает рядом существенных недостатков. Тианцы испытали это на собственной шкуре.

— Какие недостатки вы имеете в виду?

Вэррис усмехнулся, обнажив единственный торчавший во рту желтый зуб.

— Мне будет трудно вам это объяснить, пока вы не проникнете в существо дела. Как известно, только знание помогает нам понять всю ограниченность наших возможностей.

— Но я все равно хочу изучить язык, — сказал Томс.

Вэррис задумчиво на него посмотрел.

— Это вовсе не так просто, как ты думаешь, Томс. Язык Любви и вытекающая из него определенная манера поведения сложны не меньше, чем операция на мозге или юридическая основа деятельности акционерных обществ. Это требует работы, каторжной работы, не говоря уже о таланте.

— Я не боюсь работы. А способности, мне кажется, у меня есть.

— Так думает большинство, — сказал Вэррис, — и при этом глубоко заблуждается. Но оставим этот разговор. Я долго не видел здесь ни одной живой души, поэтому рад тебе. А в остальном, поживем — увидим.

Они вошли в здание, которое Вэррис считал своим домом. Он поместил юношу в Комнате Первой Проверки, бросив на пол спальный мешок и поставив рядом походную плитку. Здесь, под сенью огромных счетных машин, начались их занятия.

Вэррис оказался педантичным педагогом. Вначале, с помощью портативного Семантического Дифференциатора, он научил Томса улавливать тончайшие токи, возникающие в присутствии объекта будущей любви, распознавать едва ощутимые напряжение и неловкость первых минут знакомства.

Об этих неясных ощущениях, учил Вэррис, ни в коем случае не следует говорить прямо, ибо так можно только погубить зарождающееся чувство. Следует выражать свои мысли иносказательно, используя сравнения, метафоры, гиперболы, прибегая, если потребуется, даже к невинной лжи. Полунамеки создают атмосферу таинственности и закладывают фундамент будущей любви. Мысль, увлеченная игрой, уносится вдаль, растворяется в шуме прибоя и рокоте волн, взбирается на угрюмые черные скалы, бродит среди изумрудно-зеленых лугов.

— Какие прекрасные образы, — восторженно воскликнул Томс.

— Это только несколько примеров, — ответил Вэррис, — а ты должен знать их все.

Итак, Томс с головой ушел в работу, запоминая целые страницы с описаниями чудес природы, адекватных им любовных переживаний и случаев, когда эти описания могут быть использованы. Язык Любви был очень точен. Каждый объект или явление природы, соответствующее определенному любовному чувству, было пронумеровано, помещено в определенный раздел каталога и снабжено подходящим прилагательным.

Когда Томс запомнил весь список, Вэррис начал натаскивать его по восприятию любви. Юноша изучал микроскопические оттенки чувства. Некоторые из них показались Томсу до того нелепыми, что он рассмеялся.

Старик сделал ему строгое замечание.

— Любовь — дело серьезное, Томс. Что смешного находишь ты в том, что на чувства часто оказывают влияние скорость и направление ветра?

— Мне это кажется просто глупым, — признался Томс.

— То, над чем ты смеялся, еще не самое странное из того, что тебе придется услышать, — сказал Вэррис и привел другой пример.

Томс вздрогнул.

— Не может быть. Это же абсурд. Да все знают…

— Но если все все знают, то почему до сих пор не выведена формула любви? Узость людского мышления, Томс, узость мышления и нежелание взглянуть правде в глаза. Правда, если тебе угодно пойти по стопам большинства…

— Нет, — ответил Томс. — Я пересмотрю свои взгляды. Пожалуйста, продолжайте.

Со временем Томс выучил слова, означавшие первое пробуждение интереса, ведущие шаг за шагом к прочной привязанности. Он понял, что обозначает последняя и запомнил три слова, ее определяющие.